Хохловский переулок. Лето, самый разгар рабочего дня, куча прохожих и автомобилистов, а среди них на мотоцикле с озаряющей улыбкой к нам подъезжает наш герой. «А можно забраться на эту машину со стройматериалом? Мне кажется, жизненные кадры лучше постановочных», — говорит он и уже стоит двумя ногами в пыльном грузовике. В этом человеке сложно узнать одного из самых запоминающихся молодых актеров «Гоголь-центра» Никиту Кукушкина. За плечами у него спектакли, с ошеломительным успехом: «Отморозки», «Метаморфозы», «Сон в летнюю ночь», «Братья», «(М)ученик» и другие, а также яркие роли в кино: «Класс коррекции», «Дуэлянт», «Притяжение». О детстве, о самоидентификации, театре и будущем в нашем интервью.
Костюм Riot clothing (0909), футболка Asos, кеды Vegabond
TM: Я прочла в одном интервью, что ты был довольно шебутным ребёнком и, когда ты уходил со школы, были ребята, которые радовались этому событию. С чем это связано? У тебя такой сложный характер или это был юношеский максимализм?
Н.: Да нет, я только сейчас, оглядываясь на свое поведение и поступки, разбирая их, понимаю почему и для чего я порой странно для окружающих себя вел. Не могу сказать, что все радовались тому, что я покидаю школу, наоборот, некоторые считали,что школа уже не будет такой, как прежде. Тогда был возраст неосознанный, стараюсь себя того, как можно дольше внутри сохранять.
TM: Чаще всего люди с годами меняются и, если в детстве они были непоседами, то с возвратом они становятся поспокойнее и наоборот. Случилось ли эта трансформация в твоем случае?
Н.: В окружении малознакомых людей я становлюсь более спокойным. Мне кажется, я не сильно изменился и слава Богу. Когда мне было 12 лет, моей маме сказали: «У вашего ребёнка повышенная активность. Нужно ему принимать таблетки, чтобы он не был таким активным». Я сидел на 5 этаже своей хрущёвки с мамой, смотрел на деревья и думал, что если я буду принимать таблетки,то я потеряю себя. Я принял их всего лишь раз, благодаря чему я не потерял свою активность.
TM: Как началась твоя актёрская деятельность? Это было личное решение, или кто-то подсказал?
Н.: Меня мама отдала в театральную школу, в «Класс-центр» Казарновского. Просто сказала,что в обычной школе я не выживу. Она как-то увидела, как Сергей Зиновьевич Казарновский стоит на крыше своей школы и подумала, что именно там я должен учиться. И отдала меня туда, где я учился до 9 класса.
TM: А был ли некий внутренний протест, что ты хочешь учиться в другом месте и чему-то другому?
Н.: Нет, такого не было. Просто очень сильно доверял своей маме, ведь мне на тот момент было 6 лет.
TM: А после театральной школы ты продолжил свое обучение в этой сфере?
Н.: Начнем с того, что помимо театральной школы, у меня была общеобразовательная, там у меня ненужное сознание и включилось. А во время обучения в 10-11 классах я немного себя потерял и начал много думать о том, что происходит вокруг, а происходящее было ужасным. Я оказался в классе с ребятами, которые болели за какие-то футбольные команды, курили за гаражами, вели абсолютно пустые разговоры. Я хотел изменить ребят из этого класса, и вновь получалась ситуация, что я шёл один против всех. Спорил с ними, доказывал, пытался поменять мировозрение. Но я понимал, что у нас всего один год, и тот экстерн, и ни к чему мои усилия не приведут. Это как раз тот самый год, когда я себя потерял полностью. Закончив школу, я пошёл поступать в высшие учебные заведения, но не поступил никуда. Именно так я попал в театр МДТЮА. Пошел туда играть,чтобы не терять год.
TM: Важно ли актёру наличие профильного образования или достаточно одного таланта?
Н.: Театральный институт — это место, где с тебя срывают комплексы, зажатость и проблемы, с которыми ты приходишь после учебы в школе № 598, с парнем Вовой, который болел за команду «Динамо», который хочет побить тебя на заднем дворе школы, потому что ты болеешь за других.
TM: Говорят, что театральная школа зачастую ломает человека и мешает как раз таки быть собой. Ты так не считаешь?
Н.: В плохим мастерских, в которых штампуют, такое возможно. Однажды я поступал в одно училище, после прослушивания в котором, я подошёл к мастеру и задал вопрос, почему он не пропустил меня в следующий тур. Он сказал: «Ну, у тебя такой рост невысокий, кого ты будешь играть? Тебя же не будет видно с задних рядов». Я посмотрел на него, а он, к слову, был со мной одного роста и подумал, а чему мне у него учиться, если он считает, что театр — это про рост. Получается, что есть люди с такими закостенелостями в голове, но это, конечно, далеко не все. Они преподают тебе своё мировозрение, считают, что театр — это про рост или про внешность. Одним словом, считая что все должны быть красавцами и на кого-то похожими. Зачастую, берут человека, не за то,что он интересен, а потому что он подходит по шаблону.
TM: Имея за спиной опыт работы в театре и в кино, ты себя считаешь больше театральным актёром или киноактером?
Н.: У меня в разы работы больше в театре. Именно театр даёт мне возможность не идти сниматься в сериалах, а выбирать точечно. У меня довольна специфическая внешность: огромная голова, короткие ноги. С одной стороны, мне действительно тяжело дать какую-то роль, но в театре для меня всегда есть очень много разных ролей. Иногда, мне кажется, что киноиндустрия боится принимать разнопрофильных актёров, хотя, порой, я смотрю вокруг и вижу очень интересных и непохожих людей. Нашему кинематографу стоит рассматривать необычных и в чем-то непохожих людей.
Футболка Lacoste, брюки Riot clothing (0909)
TM: Мне кажется, что наша киноиндустрия сама по себе довольно шаблонная и поэтому подбирает актёров тоже по неким шаблонам. Несомненно, есть индивидуальности но их слишком мало.
Н.: Да, ты права. Чаще всего актёров утверждают потому что у него красивая статная внешность.
TM: Получается некая двоякая ситуация: в театре играть сложнее, чем в кино, потому что в кинематографе существуют дубли, а, выходя на сцену, в театре, у тебя не будет второго шанса выйти и произвести впечатление. Но при этом, мне кажется, что актёры, которые в киноиндустрии имеют некие преимущества в вопросах коммерции и узнаваемости.
Н.: Смотри, тут такая ситуация, к примеру, спектакль «Братья» я сыграл уже неоднократное количество раз, раз 40. И я понимаю какое количество здоровья пришлось потратить, чтобы это сделать. Я уверен, что такого качества, как у нас в театре, возможно, нет в индустрии кино. И поэтому тут двоякая история. Либо на тебя смотрят миллионы по телевизору или где-то ещё, либо к тебе на спектакль приходят те кого смотрят миллионы. Понимаешь о чем я говорю?
У меня есть ощущение, что к нам в театр приходят люди, которые создают киноиндустрию, но для себя они выбирают наш театр. Иногда, сидя за кулисами, я думал как круто было бы снять один спектакль и оставить его на века. Но это невозможно, потому что театр — это жизнь.
TM: Ты говоришь, что выходил уже 40 раз со спектаклем «Братья», а как выйти 41-й раз на сцену с одним и тем же спектаклем, но с тем же самым азартом, который был в самом начале?
Н.: Каждый раз думаешь, что все начинается заново. Находишь себе зоны, в которых тебе некомфортно и о которых тебе следует высказаться. Иногда, к примеру, я знаю, что в зале будет сидеть определённый человек и я, мысленно работаю на него, транслирую ему мысли, играю практически для него самого. Поэтому, иногда, даже интересно получается, будто происходит некий интимный разговор. Будто, я шепчу на ухо взрослому мужику, который смотрит спектакль, его личную историю. Каждый раз достаю из себя что-то новое.
TM: Как началась твоя история в Гоголь-центре?
Н.: Мы учились все вместе в школе-студии МХАТ у Кирилла Семёновича. После окончания мы все попали в театр «Платформа», а уже после Кириллу Семеновичу предложили взять нас всех в Гоголь-центр, так и образовалась «Седьмая студия».
TM: Существуют ли роли или определённые сериалы, телеканалы, работать с которыми ты точно откажешься?
Н.: Я очень часто отказываюсь, потому что не вижу смысла играть гопника, бандита, на такие пробы сразу не хожу.
TM: А есть наоборот какая-то роль мечты,которую ты хотел бы сыграть?
Н.: Хотелось бы сыграть юродивого. Юродивые, святые, эти люди меняют мир, эти люди по-настоящему на него влияют. Мне очень хочется раскрыть эту тему изнутри. Эта тема мне очень интересна.
TM: Если не кино, то в какой другой деятельности ты себя видишь?
Н.: Мне близка музыка и режиссура. Иногда я считаю себя таким безвольным существом, потому что всегда нужно говорить, что мне сделать. Если мне говорят: «Кукушкин, сделай это», то я обязательно сделаю. Возможно, это так , потому что у меня не было отца.
Костюм Asos, кеды Vegabond
TM: Если говорить о людях в целом, какие качества у них тебе импонируют и наоборот отталкивают?
Н.: Не готов мириться с тем, когда человек не является самим собой в общении. Когда он как-то общается с тобой специально, наигранно, сидя в маске. Меня начинает тошнить от таких людей. Я сразу распознаю в людях зажим и неуверенность и отхожу от них.
TM: Как ты видишь свой идеальный выходной день?
Н.: Проснуться в час дня, полежать час в ванне, играя в игру «Боевые башни». А вообще, мне очень хотелось бы оказаться за городом, в своём доме.
TM: Как ты относишься к критике, в частности, мнению не каких-то авторитарных людей, а простых обывателей в социальных сетях?
Н.: Я люблю подобное. Чаще всего на Facebook мне пишут люди, которые были на моем спектакле, а в Вконтакте те, кто смотрел мои фильмы. В Вконтакте я отвечаю всем. Однажды я вёл переписку с Вовой Семченко из города Электросталь. Вел огромные переписки, объясняя парню, что ему нужно ехать в Москву. Я не считаю, что имею право не ответить человеку, который написал мне даже просто «привет». Я любому человеку отвечу, даже если мне пишут нечто негативное. Критика — это некая синхронизация точек несоприкосновения твоего видения того, как ты это сделал и то, как это на самом деле воспринимают зрители.
TM: В одном из твоих интервью, я прочитала, что ты считаешь себя «пылью и не особо талантливым человеком». Ты до сих пор так считаешь и почему ты так высказался в свой адрес?
Н.: Не помню какой там был контекст. Но со своим эгоизмом можно бороться бесконечно. Иногда, мне кажется, что я молодец, а иногда, что я из себя ничего не представляю и ничего не могу.
TM: Это как-то связано с твоим внутренним перфекционизмом?
Н.: Да, и с эгоизмом, и перфекционизмом это действительно связано. В 99 % случаев я бываю недоволен своими спектаклями и только 1 % из всех, сыгранных мной раз, когда я могу сказать, что спектакли действительно получились хорошо. У меня есть несколько критериев: нормально хорошо, хорошо нормально, то есть ближе или дальше от понятия хорошо. Я чаще всего рисую некую диаграмму спектаклей, где было сыграно неплохо, где совсем ужасно и где вообще не получилось.
TM: Если бы у тебя был шанс в своем нынешнем возрасте вернуться в прошлое и дать совет себе маленькому. Какой совет это бы был?
Н.: Мочи, Кукушкин! (смеётся)
TM: Какой совет ты бы дал всем тем, кто начинает этот сложный путь актера?
Н.: Ответьте себе на вопрос: «Зачем мне это нужно?». Если нет ответа на этот вопрос, то ищите его каждый день. Если ваш ответ будет из разряда: «Мне нравится играть или петь, я не хочу просто сидеть в душном офисе , творчество — это моё», то скорее всего это не ваше, ребят.
Фотограф: Иван Шевчук
Стилист: Андрей Зубатюк